Данте Алигьери. (Dante Alighieri)
Божественная комедия.
ЧИСТИЛИЩЕ
ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
1 Мои глаза так алчно утоляли Десятилетней жажды жгучий зной, Что все другие чувства мертвы стали; 4 Взор здесь и там был огражден стеной Невнятия, влекомый неуклонно В былую сеть улыбкой неземной; 7 Но влево отклонился принужденно, " Когда из уст богинь, стоявших там, Раздалось слово: "Слишком напряженно!" 10 Упадок зренья, свойственный глазам, В которых солнце свеже отразилось, Меня на время приобщил к слепцам; 13 Когда же с малым зренье вновь сроднилось (Я молвлю "с малым", мысля о большом, С которым ощущенье разлучилось), 16 Я видел - вправо повернув плечом, Святое войско шло стезей возвратной, С седмицей свеч и с солнцем пред челом. 19 Как, оградив себя щитами, ратный Заходит строй, за стягом идя вспять, Пока порядок не создаст обратный, - 22 Так стран небесных головная рать Вся перед нами прежде растянулась, Чем колесница стала загибать. 25 Из женщин каждая к оси вернулась, И благодатный груз повлек Грифон, Но ни перо на нем не шелохнулось. 28 Та, кем я был сквозь воду проведен, И я, и Стаций шли с руки, где круче Колесный след в загибе закруглен. 31 Так, через лес, пустынный и дремучий С тех пор, как змею женщина вняла, Мы шли под голос ангельских созвучий. 34 Насколько трижды пролетит стрела, Настолько удалясь, мы шаг прервали, И Беатриче на землю сошла. 37 Тогда "Адам!" все тихо пророптали И обступили древо, чьих ветвей Ни листья, ни цветы не украшали. 40 Его намет, чем выше, тем мощней И вправо расширявшийся, и влево, Дивил бы индов высотой своей. 43 "Хвала тебе. Грифон, за то, что древа Не ранишь клювом; вкус отраден в нем, Но горькие терзанья терпит чрево", - 46 Вскричали прочие, обстав кругом Могучий ствол; и Зверь двоерожденный: "Так семя всякой правды соблюдем". 49 И, к дышлу колесницы обращенный, Он к сирой ветви сам его привлек, Связав их вязью, из нее сплетенной. 52 Как наши поросли, когда поток Большого света смешан с тем, который Вслед за ельцом небесным ждет свой срок, 55 Пестро рядятся в свежие уборы, Пока еще не под другой звездой Коней для Солнца запрягают Оры, - 58 Так в цвет, светлей фиалки полевой И гуще розы, облеклось растенье, Где прежде каждый сук был неживой. 61 Я не постиг нездешнее хваленье, Которое весь сонм их возгласил, И не дослушал до конца их пенье. 64 Умей я начертать, как усыпил Сказ о Сиринге очи стражу злому, Который бденье дорого купил, 67 Я, подражая образцу такому, Живописал бы, как ввергался в сон; Но пусть искуснейший опишет дрему. 70 А я скажу, как я был пробужден И полог сна раздрали блеск мгновенный И возглас: "Встань же! Чем ты усыплен?" 73 Как, цвет увидев яблони священной, Чьим брачным пиром небеса полны И чьи плоды бесплотным вожделенны, 76 Петр, Иоанн и Яков, сражены Бесчувствием, очнулись от глагола, Который разрушал и глубже сны, 79 И видели, что лишена их школа Уже и Моисея, и Ильи, И на учителе другая стола, - 82 Так я очнулся, в смутном забытьи Увидев над собой при этом кличе Ту, что вдоль струй вела шаги мои. 85 В смятенье, я сказал: "Где Беатриче?" И та: "Она воссела у корней Листвы, обретшей новое величье. 88 Взгляни на круг приблизившихся к ней; Другие ввысь восходят за Грифоном, И песня их и глубже, и звучней". 91 Звенела ль эта речь дальнейшим звоном, Не знаю, ибо мне была видна Та, что мой слух заставила заслоном. 94 Она сидела на земле, одна, Как если б воз, который Зверь двучастный Связал с растеньем, стерегла она. 97 Окрест нее смыкали круг прекрасный Семь нимф, держа огней священный строй, Над коим Австр и Аквилон не властны. 100 "Ты здесь на краткий срок в сени лесной, Дабы затем навек, средь граждан Рима, Где римлянин - Христос, пребыть со мной. 103 Для пользы мира, где добро гонимо, Смотри на колесницу и потом Все опиши, что взору было зримо". 106 Так Беатриче; я же, весь во всем К стопам ее велений преклоненный, Воззрел послушно взором и умом. 109 Не падает столь быстро устремленный Огонь из тучи плотной, чьи пласты Скопились в сфере самой отдаленной, 112 Как птица Дия пала с высоты Вдоль дерева, кору его терзая, А не одну лишь зелень и цветы, 115 И, в колесницу мощно ударяя, Ее качнула; так, с боков хлеща, Раскачивает судно зыбь морская. 118 Потом я видел, как, вскочить ища, Кралась лиса к повозке величавой, Без доброй снеди до костей тоща. 121 Но, услыхав, какой постыдной славой Ее моя корила госпожа, Она умчала остов худощавый. 124 Потом, я видел, прежний путь держа, Орел спустился к колеснице снова И оперил ее, над ней кружа. 127 Как бы из сердца, горестью больного, С небес нисшедший голос произнес: "О челн мой, полный бремени дурного!" 130 Потом земля разверзлась меж колес, И видел я, как вышел из провала Дракон, хвостом пронзая снизу воз; 133 Он, как оса, вбирающая жало, Согнул зловредный хвост и за собой Увлек часть днища, утоленный мало. 136 Остаток, словно тучный луг - травой, Оделся перьями, во имя цели, Быть может, даже здравой и благой, 139 Подаренными, и они одели И дышло, и колеса по бокам, Так, что уста вздохнуть бы не успели. 142 Преображенный так, священный храм Явил семь глав над опереньем птичьим: Вдоль дышла - три, четыре - по углам. 145 Три первые уподоблялись бычьим, У прочих был единый рог в челе; В мир не являлся зверь, странней обличьем. 148 Уверенно, как башня на скале, На нем блудница наглая сидела, Кругом глазами рыща по земле; 151 С ней рядом стал гигант, чтобы не смела Ничья рука похитить этот клад; И оба целовались то и дело. 154 Едва она живой и жадный взгляд Ко мне метнула, друг ее сердитый Ее стегнул от головы до пят. 157 Потом, исполнен злобы ядовитой, Он отвязал чудовище ив лес Его повлек, где, как щитом укрытый, 160 С блудницей зверь невиданный исчез.