Данте Алигьери. (Dante Alighieri)
Божественная комедия.
ЧИСТИЛИЩЕ
ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ
1 И наш отец, на небесах царящий, Не замкнутый, но первенцам своим Благоволенье прежде всех дарящий, 4 Пред мощью и пред именем твоим Да склонится вся тварь, как песнью славы Мы твой сладчайший дух благодарим! 7 Да снидет к нам покой твоей державы, Затем что сам найти дорогу к ней Бессилен разум самый величавый! 10 Как, волею пожертвовав своей, К тебе взывают ангелы "Осанна", Так на земле да будет у людей! 13 Да ниспошлется нам дневная манна, Без коей по суровому пути Отходит вспять идущий неустанно! 16 Как то, что нам далось перенести, Прощаем мы, так наши прегрешенья И ты, не по заслугам, нам прости! 19 И нашей силы, слабой для боренья, В борьбу с врагом исконным не вводи, Но охрани от козней искушенья! 22 От них, великий боже, огради Не нас, укрытых сенью безопасной, А тех, кто там остался позади". 25 Так, о себе и нас в мольбе всечасной, Шли тени эти и несли свой гнет, Как сонное удушие ужасный, 28 Неравно бедствуя и все вперед По первой кромке медленно шагая, Пока с них тьма мирская не спадет. 31 И если там о нас печаль такая, Что здесь должны сказать и сделать те, В ком с добрым корнем воля есть благая, 34 Чтоб эти души, в легкой чистоте, Смыв принесенные отсюда пятна, Могли подняться к звездной высоте? 37 "Скажите, - и да снидут благодатно К вам суд и милость, чтоб, раскрыв крыла, Вы вознеслись отсюда безвозвратно, - 40 Где здесь тропа, которая бы шла К вершине? Если же их две иль боле, То где не так обрывиста скала? 43 Идущего со мной в немалой доле Адамово наследие гнетет, И он, при всходе медлен поневоле". 46 Ответ на эту речь, с которой тот, Кто был мой спутник, обратился к теням, Неясно было, от кого идет, 49 Но он гласил: "Есть путь к отрадным сеням; Идите с нами вправо: там, в скале, И человек взберется по ступеням. 52 Когда бы камень не давил к земле Моей строптивой шеи так сурово, Что я лицом склонился к пыльной мгле, 55 На этого безвестного живого Я бы взглянул - узнать, кто он такой, И вот об этой ноше молвить слово. 58 Я был латинянин; родитель мой - Тосканский граф Гульельм Альдобрандески; Могло к вам имя и дойти молвой. 61 Рожден от мощных предков, в древнем блеске Из славных дел, и позабыв, что мать У всех одна, заносчивый и резкий, 64 Я стал людей так дерзко презирать, Что сам погиб, как это Сьена знает И знает в Кампаньятико вся чадь. 67 Меня, Омберто, гордость удручает Не одного; она моих родных Сгубила всех, и каждый так страдает. 70 И я несу мой груз, согбен и тих, Пока угодно богу, исполняя Средь мертвых то, что презрел средь живых". 73 Я опустил лицо мое, внимая; Один из них, - не тот, кто речь держал, - Извившись из-под каменного края, 76 Меня увидел и, узнав, позвал, С натугою стремясь вглядеться ближе В меня, который, лоб склонив, шагал. 79 И я: "Да ты же Одеризи, ты же Честь Губбьо, тот, кем горды мастера "Иллюминур", как говорят в Париже!" 82 "Нет, братец, в красках веселей игра У Франко из Болоньи, - он ответил. - Ему и честь, моя прошла пора. 85 А будь я жив, во мне бы он не встретил Хвалителя, наверно, и поднесь; Быть первым я всегда усердно метил. 88 Здесь платят пеню за такую спесь; Не воззови я к милости Владыки, Пока грешил, - я не был бы и здесь. 91 О, тщетных сил людских обман великий, Сколь малый срок вершина зелена, Когда на смену век идет не дикий! 94 Кисть Чимабуэ славилась одна, А ныне Джотто чествуют без лести, И живопись того затемнена. 97 За Гвидо новый Гвидо высшей чести Достигнул в слове; может быть, рожден И тот, кто из гнезда спугнет их вместе. 100 Мирской молвы многоголосый звон - Как вихрь, то слева мчащийся, то справа; Меняя путь, меняет имя он. 103 В тысячелетье так же сгинет слава И тех, кто тело ветхое совлек, И тех, кто смолк, сказав "ням-ням" и "вава"; 106 А перед вечным - это меньший срок, Чем если ты сравнишь мгновенье ока И то, как звездный кружится чертог. 109 По всей Тоскане прогремел широко Тот, кто вот там бредет, не торопясь; Теперь о нем и в Сьене нет намека, 112 Где он был вождь, когда надорвалась Злость флорентийцев, гордая в те лета, Потом, как шлюха, - втоптанная в грязь. 115 Цвет славы - цвет травы: лучом согрета, Она линяет от того как раз, Что извлекло ее к сиянью света". 118 И я ему: "Правдивый твой рассказ Смирил мне сердце, сбив нарост желаний; Но ты о ком упомянул сейчас?" 121 И он в ответ: "То Провенцан Сальвани; И здесь он потому, что захотел Держать один всю Сьену в крепкой длани. 124 Так он идет и свой несет удел, С тех пор как умер; вот оброк смиренный, Платимый каждым, кто был слишком смел". 127 И я: "Но если дух, в одежде тленной Не каявшийся до исхода лет, Обязан ждать внизу горы блаженной, - 130 Когда о нем молитвы доброй нет, - Пока срок жизни вновь не повторился, То как же этот - миновал запрет?" 133 "Когда он в полной славе находился, - Ответил дух, - то он, без лишних слов, На сьенском Кампо сесть не постыдился, 136 И там, чтоб друга вырвать из оков, В которых тот томился, Карлом взятый, Он каждой жилой был дрожать готов. 139 Мои слова, я знаю, темноваты; И в том, что скоро ты поймешь их сам, Твои соседи будут виноваты. 142 За это он и не остался там".
